12-летняя Даша умерла на руках своей матери от неизлечимой болезни. Тело девочки забрали на вскрытие прямо в гробу.
Фото: Reuters
Несмотря на возражения родителей, тела сразу нескольких скончавшихся неизлечимо больных детей в Гомеле и Гродно прошли через патологоанатомическую экспертизу.
Родители и медики расценивают вскрытие в данном случае как избыточное обследование и демонстрацию недоверия к людям, которые пережили страшное горе. В Следственном комитете говорят, что все по закону.
«Из меня сделали убийцу»
Даша умерла в середине сентября в Гомеле, ей было 12 лет. Девочка заболела менингитом в шесть месяцев, никогда не ходила и не сидела. Как с рождения полностью зависела от своей мамы Анны, которая в одиночку растила троих детей, так и умерла у нее на руках.
Даша, говоря медицинским языком, была паллиативной больной. Это значит, что ее нельзя было вылечить, а можно было только поддерживать — ухаживать, кормить, следить, чтобы ей не было больно, а было более-менее комфортно.
Сотрудник Белорусского детского хосписа по социальной работе Елена Гарай говорит, что мама девочки сделала невозможное — диагноз ребенка был очень тяжелым, и то, что она прожила так долго, полностью заслуга матери, которая ухаживала за девочкой изо дня в день с помощью старших детей и при поддержке сотрудников благотворительных организаций и медперсонала поликлиники.
Елена Гарай была в доме Анны в день смерти Даши, приехала поддержать семью. Увидела странную картину — медик скорой помощи осмотрела ребенка, но не выдавала справку о смерти до приезда следственной группы.
Когда следственная группа приехала, то, не разбираясь, заявили, что Дашу будут забирать на вскрытие, но после объяснения матери, что ребенок — паллиативная больная, начали связываться с руководством.
Тем временем медик скорой выдала справку, с ней пошли в поликлинику и получили медицинское свидетельство о смерти. Имея этот документ на руках, человека можно хоронить.
Вызвали сотрудников ритуального бюро. Дашу начали готовить — помыли, надели белое платье и положили в гроб. Следственная группа уехала, Елена Гарай тоже.
Планировалось, что утром Дашу отвезут в церковь. Даша там сама никогда не была, священник приходил к ним домой. Мама девочки очень хотела, чтобы «ребенок хоть раз побыл там, где никогда не был, в красивом месте».
Но в церковь девочка не попала и после смерти, потому что ближе к ночи вернулась следственная группа и потребовала отдать Дашу на вскрытие, мол, получили такое распоряжение.
«Мы лежали две недели назад в больнице, там уже было понятно, что у нас иссякают жизненные силы. Я кричала, что не отдам ребенка, и не отдала. Дашу оставили на ночь, — рассказала Анна корреспонденту Naviny.by. — Утром я поехала к их начальнику. Мне сказали, что надо соглашаться на вскрытие дочери или готовиться к ее эксгумации. Сказали, что я могу похоронить Дашу, но даже без моего ведома могут раскопать ее и провести экспертизу, причем для этого не надо мое разрешение. И сделать это могут и на следующий день, и через год. Мне пришлось согласиться на патологоанатомическую экспертизу».
«Мне бояться нечего, я положила жизнь на Дашу. Понимаете, 12 лет — это не год, не два. Я не отказалась от своего ребенка, мы со старшими детьми делали все, чтобы она жила. Я отказывалась от вскрытия, потому что не хотела, чтобы ей через это пришлось пройти. Соседи смотрели на приезжающие и уезжающие милицейские машины, начались разговоры. Некоторые из меня сделали убийцу», — сказала Анна.
Когда утром приехали забирать Дашу, ее тело хотели достать из гроба. «Я просила, — говорит Анна, — чтобы этого не делали, везли в гробу. Сначала категорически не соглашались, говорили, что права не имеют. Упросили, уговорили, и после звонков начальству вынесли в гробу. Мне пообещали, что вскрытие не затянут. Да, все сделали быстро. И мы похоронили Дашу после обеда, отпели на кладбище».
Экспертиза показала, что девочка умерла из-за заболеваний, которыми страдала практически всю свою жизнь. Причина смерти — последствия перенесенного менингоэнцефалита на фоне множественных пороков развития головного мозга.
«У меня сложилось впечатление, — сказала Анна, — что решение руководителя следственной группы не понимали ни ее подчиненные, ни тем более судмедэксперт. Он мне так и сказал, когда выдавал документы: «Очевидно же, что смерть не насильственная, зачем вас привезли?»
Также в Гомеле, через несколько дней после смерти Даши, умерла двухлетняя Вика, которая находилась дома на аппарате искусственной вентиляции легких. Она тоже была паллиативной больной, смерть ее была ожидаемой.
Родители Вики возражали против патологоанатомической экспертизы, но их также не услышали, рассказала Naviny.by Ирина Калманович, внештатный специалист управления здравоохранения Гомельского облисполкома по оказанию паллиативной помощи детям, которая много лет работает реаниматологом.
Калманович также наблюдала и Дашу и приезжала в день ее смерти к ней домой, разговаривала со следственной группой и мамой.
«У обоих детей, — сказала она, — были признаки паллиативного заболевания, их смерть была непредотвратимой. Мы работаем с родителями таких детей, поддерживаем их, и они стараются принять ситуацию. Однако когда дети умирают, а следственные органы заводят речь о вскрытии и забирают на него детей, для родителей это большой удар. Они считают, что их дети настрадались при жизни, не хотят и после смерти для них мучений».
Ирина Калманович отметила, что «в данном случае не учитываются права законных представителей детей. С медицинской точки зрения экспертиза для паллиативных больных избыточна, потому что диагноз известен, а соответственно, известна и причина смерти».
Все по закону
В комментарии для Naviny.by официальный представитель Следственного комитета по Гомельской области Мария Кривоногова сказала:
«Действительно, в Гомеле 17 октября следственно-оперативная группа выбывала по сообщению о смерти по месту жительства 12-летней девочки. 25 октября следственно-оперативная группа выбывала по сообщению о смерти по месту жительства девочки 2016 года рождения. В настоящее время, согласно действующему законодательству, следователи Гомельского городского отдела Следственного комитета проводят проверки по этим двум фактам смерти малолетних. В рамках проводимых проверок для установления точной причины смерти назначалась обязательная в таких случаях судебно-медицинская экспертиза».
Кривоногова также сослалась на постановление СК № 210/436/99.
В пункте 11 этого постановления через запятую перечислены случаи, при которых вызывается следственно-оперативная группа, например, «в случаях мертворождения или гибели новорожденного при родах, произошедших вне организации здравоохранения, обнаружения неопознанного трупа, трупа несовершеннолетнего, иностранного гражданина» и так далее.
Прибытие группы автоматически означает изъятие тела для проведения патологоанатомической экспертизы. Именно на этот пункт, сказала мама Даши, и ссылалась следственная группа.
Порядок патологоанатомических исследований также регулируется нормами ст. 32 Закона «О здравоохранении» и приказом Минздрава от 17.06.1993 № 111 «О дальнейшем совершенствовании патологоанатомической службы Республики Беларусь».
В законе отмечается, что патологоанатомическое исследование обязательно в случае неясного диагноза заболевания, повлекшего смерть. А в приказе говорится, что обязательному патологоанатомическому исследованию (в этих случаях согласие родственников на вскрытие не требуется) должны подвергаться трупы умерших детей от врожденных пороков развития и наследственных болезней.
Однако тела скончавшихся неизлечимо больных детей забирают на вскрытие не всегда. По опыту работы Белорусского детского хосписа, этого не случается, как правило, если получена справка медицинского учреждения, в которой подтверждается смерть от конкретного заболевания (у Даши была такая справка), если у следователя нет сомнений, что смерть естественная, если ребенок умер в присутствии третьих лиц, например медсестры (мама Даши была одна).
«Это глубоко травмирующая ситуация»
С одной стороны, понятно, что следователь не может закрыть глаза на то, что тяжелобольной ребенок может умереть не своей смертью, с другой, говорит директор Белорусского детского хосписа Анна Горчакова, нельзя переоценить драматизм ситуации, а для родителей «это глубоко травмирующая ситуация».
В случае с Дашей «тяжело болеющий человек находился долгое время под наблюдением врачей, диагноз и прогноз были известны. Для чего проводить вскрытие? Получается, даже после смерти люди не имеют прав? За нас решают, как хоронить, вскрывать или не вскрывать? Ну, а люди, дети которых тяжело болели, воспринимают вскрытие как издевательство над трупом. Их дети перенесли в своей жизни столько мучений!»
Анна Горчакова обратила внимание еще и на фактор недоверия к родителям: «Их, по сути, подозревают в том, что ребенок умер не своей смертью, это оскорбительно и вызывает очень сильные эмоции у людей».
«Надо также иметь в виду, что не все семьи, где рождается тяжело больной ребенок, в состоянии его воспитывать. А мы говорим о семьях, которые не отказались от таких детей, не сдали их государству. Иногда им было очень тяжело, как, например, Анне, которая очень хорошо ухаживала за дочерью и растила еще двоих детей», — отметила директор Белорусского детского хосписа.
Она привела еще один пример, когда в Гродно умер ребенок, у которого был лейкоз. Соседка конфликтовала с матерью ребенка и написала донос о том, что та его била, ссылаясь на синяки (обычное дело для больных лейкозом). И уже приготовленного к похоронам ребенка увезли на вскрытие, которое показало, что он умер от лейкоза.
Ирина Калманович говорит, что каждая такая история драматична для семьи:
«Семьи пытаются сопротивляться, ссылаются на то, что, согласно нормативным актам, если известен диагноз, следов насильственной смерти нет, а законные представители ребенка против вскрытия, его можно не проводить. Однако не всегда семьям идут навстречу».
Врач недоумевает, почему следственные органы не могут войти в положение таких семей, перенесших тяжелейшие испытания, подозревают их чуть ли не в убийстве.
В Беларуси с 2016 года работает Закон «О паллиативной помощи», налажена система поддержки семей, где есть неизлечимо больные дети. Все это делалось в числе прочего для гуманизации здравоохранения, да и белорусского общества в целом.
«Зачем на этом фоне беспочвенно подвергать дополнительному стрессу семьи, где случилось горе? Нам бы хотелось, чтобы в стране как закон соблюдалось правило не проводить патологоанатомическую экспертизу неизлечимо больных детей, которые находятся на паллиативном уходе, за исключением случаев, когда есть объективные подозрения причинения вреда и насильственной смерти», — заключила врач.
Источник: